Часть I

ЗЕРКАЛА И МИФЫ

Глава 1

Зеркала и несоответствующие идентичности

Величайшее исцеление – знать, кто ты есть. Муджи

Один мой добрый друг, чьё мастерство демонстрирует обложка этой книги, однажды подарил мне самодельную лоскутную куклу. Я тотчас была ею заворожена. Она была с любовью и старанием сшита вручную из старых, ненужных клочков материи и разрозненных обрез ков ниток. Она казалась беспорядочной, очаровательной, красивой странной красотой. Чем больше я смотрела на причудливый малень­кий подарок, тем больше узнавала себя в этих сшитых вместе кусках ткани. Ведь большую часть своей жизни я была лоскутным созданием, марионеткой, сделанной из собранных клочков идей и ожиданий других людей. Болезненно неспособная умиротворять или угождать, я с детства запаслась представлениями и желаниями других людей относительно того, кем я должна была быть, сшила их вместе и создала существо – человека, которого другие люди называли Ни коль, но которого я едва могла узнать. Обрывки моего подлинного Я остались в забракованных лохмотьях. У немцев для этого есть замечательное звукоподражательное слово Zerissenheit, означающее «разорванность, разъединённость».

Я стала тем, что Дональд Винникотт, британский врач-нова­тор, педиатр и психоаналитик, называл «мнимым Я» (false self) [Winnicott, 1965]. И я безусловно была не одинока. Начав исследо­вать окружающую меня среду, я наблюдала трагическое истребление истинных потребностей и желаний людей почти везде, куда обраща­ла свой взор. За бесконечными улыбками я начала видеть глубокую удрученность, зияющую пустоту, трагическую потерю Я.

Именно уход от подлинного Я в контексте конфликтов идентич­ности с внешностью станет предметом нашего обсуждения на протя­жении всей книги. Я твёрдо убеждена, что конфликты с внешностью возникают из боли от ведения жизни в качестве мнимого Я и, сле­довательно, могут быть разрешены, если позволить подлинному Я вновь проявиться.

Многие из нас начинают свой день со взгляда в зеркало. Мы пред­полагаем, что то, что мы в нём видим, является нашим Я. Между тем продолжает оставаться неясным, как мы узнаём свой собственный об­раз – механизм, известный в научных кругах как визуальное самоузнавание. Жак Лакан полагал, что человеческие младенцы узнают себя в зеркале начиная с возраста от 6 месяцев и с этих пор видят себя как объект, который можно воспринимать извне (апперцепция). Он называл это «стадией зеркала» [Lacan, 1977]. Однако более поздние исследования говорят о том, что мы начинаем узнавать своё отражение в возрасте между 18 и 24 месяцами [Nielsen et al., 2003]. Мы не одиноки в своей способности узнавать свой собственный образ. Г. Гэллап [Gallup, 1970] в классическом эксперименте обнаружил, что шимпанзе также способны к самоузнаванию, поскольку они могут использо­вать зеркала, чтобы направлять свои действия по отношению к ранее не существовавшей метке на их морде, которая не видна без зеркала.

В недавно изданных работах утверждается, что единственными другими приматами, разделяющими с человеком эту способность, являются человекообразные обезьяны [Posada & Colell, 2007].

Несмотря на то, что Лакан изначально полагал «стадию зеркала» всего лишь частью развития младенца, его теория в дальнейшем претерпела серьёзные изменения. Он больше не рассматривал «стадию зеркала» как единственный опорный элемент в жизни ребёнка, но скорее воспринимал её как постоянную структуру субъекта, как нечто, что он называл парадигмой порядка Воображаемого.

Основой порядка Воображаемого является то, что эго формируется на «стадии зеркала», которая возникает в процессе идентификации себя с рассматриваемым образом. Наша способность узнавать себя и идентифицировать с узнаваемым образом считается особенно существенной для осознавания сути своего Я среди других таких же, как мы. В дальнейшем на базе этого осознавания мы можем выстраивать более сложные формы самоидентичности, такие как, например, ди­ахроническое (во времени) чувство Я-Наши тела значительно меняются в ходе нашей жизни, каждая стадия которой вносит изменения в разнообразные аспекты нашей внешности. По мере старения и изменения нашей внешности мы должны адаптироваться к изменившемуся отражению в зеркале, чтобы сохранять узнавание меняющихся лица и тела, которые мы в нём видим.

Есть множество причин, по которым мы смотрим в зеркало. Мы можем проверять нашу причёску или пытаться понять, насколько наша обувь сочетается с остальным нарядом. Однако при всей ба­нальности вероятных причин смотрение в зеркало может оказаться далеко не пустячным событием. Возможно, мы надеемся извлечь чувство собственного достоинства из отражения, которое мы видим. Человеческое тело и его внешний вид тяжко обременены ценностью и насыщены смыслом. Тело – это место рождения, роста, старения и смерти; удовольствия, боли и многих вещей… объект желаний… носитель функций… биологическая машина, которая предоставляет материальные предпосылки для субъективности, мысли, эмоции и языка [Cromby & Nightingale, 1999, р. 10].

Глядя в зеркало, мы видим богатую систему опыта, на которую накладываются наши нынешние идеи и представления о том, кем мы были и кто мы сейчас.

Во все времена образ зеркала очень часто фигурировал в мифах, легендах, а позже в детской литературе. Им также во все века изоби­ловало суеверное мышление. В некоторых древних культурах считалось необходимым прикрыть все зеркала в доме, когда близкий чело­ век умирал при сложных обстоятельствах, так как люди верили, что в противном случае дух покойника задержится в этом мире и будет ис­кать тело, чтобы вселиться в него и закончить свои незавершённые дела. Разбить зеркало, как многие из нас знают, означало навлечь на себя неудачу на семь лет – суеверие, восходящее к римлянам, кото­рые, собственно, первыми стали делать зеркала из стекла. В римской наряду с греческой, китайской, индийской и африканской культурами существовало поверье, что зеркало обладает властью забирать душу у смотрящего в него. Некоторые культуры с давних пор провозгла­шают, что если слишком часто смотреть в зеркало, можно увидеть дьявола, вероятно для предостережения людей от так называемых грехов тщеславия и одержимости собой.

В греческой мифологии одним из персонажей, который мог бы внять этому предостережению, был Нарцисс – юноша исключитель­ной красоты, непрестанно с презрением отвергавший чувства льсти­вых нимф. Однажды, испытывая жажду, Нарцисс пришёл к чистому водоёму, в котором увидел своё отражение, и тотчас влюбился в него.

Будучи не в состоянии получить ответную любовь, равную той, которую он испытывал, он остался тосковать у водоёма, где и умер. Когда нимфы услышали о его трагической судьбе, они спустились к водоёму и на месте, где Нарцисс умер, обнаружили вместо тела цветок, носящий ныне его имя. Другой известный греческий миф, в котором фигурирует зеркальное отражение, повествует о Персее, одном из первых героев греческой мифологии. Дабы избежать взгляда в глаза Медузы Горгоны и, соответственно, не превратиться в камень, Пер­ сей смотрел на отражение Горгоны в зеркале и смог таким образом обезглавить и победить её.

Фауна зеркал является весьма интересным суеверием, восходящим к древнему китайскому мифу о том, что за каждым зеркалом находится совершенно иной мир, впервые детально описанный в рас­ сказе Хорхе Луиса Борхеса «Зеркальные существа» [Борхес, 2005].

Подобное мышление также брали на вооружение другие писатели, в частности Льюис Кэрролл в «Алисе в Зазеркалье», продолжении «Алисы в Стране чудес». Размышляя о том, что представляет со­ бой мир по ту сторону зеркального отражения, Алиса забирается на каминную полку и тычет пальцем в зеркало, висящее на стене. К её огромному удивлению и восторгу выясняется, что она может шагнуть сквозь зеркало в альтернативную реальность, в мир, где её с обожанием коронуют, прежде чем она проснётся и осознает, что всё случившееся с ней не что иное, как сон.

В «Белоснежке» мы также встречаем легенду о зеркале, имеющем волшебные свойства. Злая мачеха, стремясь убедиться в собственной привлекательности, призывает в зеркало дух, отвечающий ей, кто «на свете всех милее». Эта легенда основана на гадании, в основе которого лежит поверье о том, что молодая девушка увидит своего будущего мужа, если в полночь, расчёсывая при свете свечи волосы перед зеркалом, она всем своим вниманием сосредоточится и спросит, кто «на свете всех милее». Зеркала с давних пор ис­пользовались как средства предсказания – существует даже древ­ нее ремесло гадания по зеркалам, известное как катоптромантия.

В древних практиках считалось возможным увидеть прошлое, на­стоящее и будущее, если смотреть на поверхность зеркала, располо­женного так, чтобы в нём отражался лунный свет. Катоптромантия практиковалась в течение многих веков и является кладезем фоль­клора. По общему мнению, отец Коттон, исповедник французского короля Генриха IV, использовал зеркало для разоблачения заговоров против короля. Известно также, что Пифагор, великий греческий математик, часто практиковал катоптромантию в полнолуние.

В моей любимой сказке, «Снежной королеве» Ганса Христиана Андерсена, злой тролль смастерил волшебное зеркало, которое об­ладало силой искажать внешний вид всего, что в нём отражалось.

зеркало, которое об­ладало силой искажать внешний вид всего, что в нём отражалось.

Оно было неспособно отражать все добрые и прекрасные стороны смотрящего в него, но при этом преувеличивало все тёмные и бе­зобразные качества, из-за чего люди выглядели в нём гораздо хуже, чем они есть на самом деле. Тролли были в таком восторге от своего творения, что решили отнести зеркало на небеса, чтобы выставить на посмешище ангелов. Чем выше они поднимались, тем больше зер­кало кривлялось и дрожало, и в конце концов оно вырвалось у них из рук и разбилось на миллионы маленьких осколков. Ветер разно­ сил крохотные осколки, которые попадали людям в сердца и глаза – и сердца превращались в лёд, а глаза начинали видеть всё навыворот, как в зеркале троллей, замечая во всём только тёмное и безобразное.

зеркало может стать своего рода окном в отвращение к себе, заниженную самооценку и разлагающееся самоуважение.

Восприятие при рассматривании себя в зеркале только своих тёмных и безобразных сторон – это явление, которое, к несчастью, не ограничивается сферой сказок. Для растущего числа людей по всему миру зеркало может стать своего рода окном в отвращение к себе, заниженную самооценку и разлагающееся самоуважение. От­чёт Объединённой парламентской группы по вопросам образа тела [All Party Parliamentary Group on Body Image, 2012] выявил, что де­вочки начиная с возраста 5 лет беспокоятся о своих размерах и внешности и что одна из четырёх девочек 7 лет хотя бы однажды пыталась сбросить вес. Душераздирающим является тот факт, что 34% опро­шенных юношей и 49% опрошенных девушек придерживались дие­ты, чтобы изменить свою фигуру или сбросить вес, а 60% опрошенного взрослого населения Великобритании сообщили, что стыдятся того, как они выглядят. Эти цифры вряд ли можно считать удиви­ тельными с учётом того, что, согласно опросу British Social Attitudes Survey, проведённому в Великобритании в октябре 2014 года, почти половина взрослого “населения (47%) считает, что то, «как ты вы­ глядишь, влияет на то, чего ты добьёшься в жизни», а треть (32%) согласна с утверждением, что «твоя ценность как личности зависит от того, как ты выглядишь» [Government Equalities Office, 2014].

Подобными идеями насквозь пронизаны наши СМИ, так как 75% респондентов опроса Объединённой парламентской группы рассма­тривают медиа, рекламу и культуру селебрити в качестве главного социального фактора, оказывающего влияние на образ тела.

Складывается впечатление, что западная культура предоставляет идеальные условия для сложных жизненных испытаний, находящих разрешение в баталиях с внешностью. К концу XX века популярная культура начала определять тела как местоположение превращён­ных в товар форм здоровья и красоты, предлагая гламурные идентичности и мощную сексуальность, однако за немалую цену. С тех пор нас всё больше и больше пичкали мифом о том, что счастье можно сконструировать посредством манипуляций с нашей внешностью.

мифом о том, что счастье можно сконструировать посредством манипуляций с нашей внешностью.

Многие из нас впоследствии поверхностно увлекались или очертя голову бросались в очередные проекты, связанные с красотой или здоровьем, надеясь с помощью видоизменения своей плоти успо­коить или подавить любую душевную боль, по всей видимости ухо­дящую корнями в наше детство.

надеясь с помощью видоизменения своей плоти успо­коить или подавить любую душевную боль, по всей видимости ухо­дящую корнями в наше детство.

Когда мы теряем вес, наращиваем объём мускулатуры, очищаем кожу или увеличиваем размер груди, западная культура устраивает стоячую овацию, легитимизируя таким образом дальнейшие наши действия. Поразительно, какой глубокой может оказаться кроличья нора для некоторых из нас.

С точки зрения собственного бессрочного сохранения капиталистическим обществам невыгодно превозносить приемлемость и кра­соту наших тел, так как это уничтожит любую потребность в при­ обретении товаров. Гораздо более прибыльно продавать миф «вы должны выглядеть определённым образом, чтобы быть счастливым» и поощрять нас к изменению и «улучшению» наших тел посредством диет, косметики, пластической хирургии и прочих подобных способов. Примечательно, что объём отрасли пластической хирургии Ве­ликобритании увеличился с 2008 года почти на 20% до оценочного значения в 2,3 млрд фунтов стерлингов – этот рост исследователи во многом относят на счёт рекламы и безответственных маркетинговых ходов. Коварно взращивая в нас веру в то, что, изменяя нашу физи­ческую форму и внешность, мы можем стать лучше, желаннее и ещё любимее, нас убеждают вкладываться в разнообразные отрасли, чьё выживание зависит от того, сколько денег мы тратим, покупая их то­вары и записываясь на их программы.

Слишком многие из нас решили, что если мы внешне несовер­шенны, то это, должно быть, наша вина. Если мы слишком круп­ны согласно стандартам общества, это оттого, что мы недостаточно придерживались диеты; если наши волосы слишком вьющиеся, это оттого, что мы недостаточно хорошо искали правильные средства для их разглаживания; если у нас тёмные круги под глазами, нам должно быть стыдно за то, что мы не скрываем их одним из много­ численных маскирующих средств, ожидающих на аптечной полке.

К несчастью, мы беззаботно приняли на веру культурный миф о том, что мы не просто должны выглядеть хорошо, но обязаны быть красивыми.

культурный миф о том, что мы не просто должны выглядеть хорошо, но обязаны быть красивыми.

Мартина Цвайнер пишет по результатам проведённого ею опроса итальянских женщин о восприятии ими своей красоты: Для моих собеседниц «заботиться о своей внешности» необязательно означало стремиться к естественной физической красоте. Напротив, красота для них была чем-то, что можно сконструировать. Иными словами, тело является холстом, который ценен – если речь идёт о женщине – не своими внутренними качествами, но степенью усилий и изобретательности, приложенных к тому, что на нём нарисовано.

Если ты заботишься о себе, ты – женщина [Cvajner, 2011, р. 364].

Это ощущение себя посредниками собственной красоты вплетено в наши переживания нашего образа тела. Подобный образ тела развивается частично как функция культуры в ответ на эстетиче­ские идеалы общества [Rudd & Lennon, 2001]. В связи с этим мы действительно не можем говорить об образе тела, не принимая во внимание общество, в котором находится человек. В современной западной культуре худоба и привлекательность рассматриваются как весьма желательные характеристики женщин, при этом мужчин хвалят за мускулистость и статность. В сущности, эти представления о привлекательности вплетены в ощущение чувства собственного достоинства.

В сущности, эти представления о привлекательности вплетены в ощущение чувства собственного достоинства.

Подобное восприятие усиливается оценками окружа­ющих и сравнениями с ними, включая членов семьи, сверстников и медиа-образы. Было показано, например, что сравнение с идеализированными образами в СМИ порождает и усиливает озабочен­ность физической привлекательностью [Groesz et al., 2002].

Нынешний западный стандарт женской привлекательности, изо­бражаемый в СМИ, отличается ещё большей стройностью, нежели раньше, и в связи с этим является недостижимым для большинства женщин [Hausenblas et al., 2002]. Однако многие женщины подсо­знательно впитывают этот идеал худобы и могут дойти до обвине­ния самих себя за любую свою неспособность ему соответствовать.

многие женщины подсо­знательно впитывают этот идеал худобы и могут дойти до обвине­ния самих себя за любую свою неспособность ему соответствовать.

продолжение следует

Клиентский случай (клиентский запрос)

Сер­гей пришел на консультацию и рассказал о себе следующее:

“Мне 25 лет. Я студент психологического факультета. Недавно решил спе­циализироваться в области психологического консультирования. Я окон­чил три курса, прослушал спецкурсы по психологии личности, общения и даже прошел группу личностного роста. Я решил, что если собираюсь ра­ботать с людьми как консультант, то мне следует прежде всего лучше взглянуть на себя.

В свои 25 лет я чувствую, что прожил большую часть своей жизни впус­тую. К настоящему моменту я бы хотел уже закончить университет и рабо­тать, а вместо этого я всего лишь студент. Я понял, что без основательного понимания самого себя человек не может полноценно жить, и решил спе­циализироваться в области консультативной психологии и работать кон­сультантом с проблемными детьми. Мне помог в свое время один человек, и я тоже хотел бы помогать подросткам. Но все же моя личностная пробле­матика далека от настоящей проработки. У меня мало друзей, я испытываю страх и робость со сверстниками или людьми старше меня. Я чувствую себя хорошо с детьми, потому что они еще искренни. Я очень беспокоюсь по поводу того, достаточно ли я подхожу для практической работы в каче­стве психолога-консультанта. Одна из моих проблем — я много курю и, бывает, выпиваю. В основном это случается, когда мне одиноко и кажется, что я никому не нужен. Я боюсь людей вообще, но особенно сильных и привлекательных женщин. Возможно, я всегда думаю о том, как они меня оценивают, и боюсь, что они считают меня недостаточно мужественным. Мне кажется, я не соответствую их ожиданиям. Я действительно далек от образца мужской “модели”. У меня не мужественное лицо, я довольно мя­гок в обращении и часто задумываюсь, соответствую ли я вообще совре­менным представлениям о мужском идеале.

Довольно часто меня охватывает тревога, особенно по ночам. Иногда мне хочется куда-нибудь сбежать, чтобы никто меня не видел. Часто я страдаю от того, что считаю себя неудачником. Я вообще часто зацикливаюсь на себе. На мыслях о собственной бесполезности. В такие моменты я себя не­навижу. В тяжелые минуты мне кажется что лучше вообще было не ро­диться или даже, что лучше — умереть. Тогда бы я по крайней мере пере­стал страдать. Если быть откровенным, я не могу сказать, что кого-нибудь когда-нибудь любил всей душой. Да и меня никто никогда не любил по-на­стоящему.

Но все, конечно, не так мрачно. У меня нашлось достаточно настойчивости, чтобы поступить в университет, тем более на факультет психологии. Мне нравится, что я хочу работать над собой и прилагаю усилия в этом направ­лении. Я знаю, мне нужен человек, который помог бы мне. Мне нравится в себе то, что я осознаю свои страхи, способен остро чувствовать и могу рис­кнуть, даже если чего-то боюсь.

Что было у меня в прошлом? Какие наиболее значительные события и по­воротные моменты моей жизни? Главным поворотным моментом было, как ни странно, общение с командиром взвода в армии, молоденьким лейтенан­том. Он воодушевил меня на поступление в университет, он говорил, что видит во мне способности, требуемые для работы с подростками. Мне трудно было вначале поверить в это, но его вера помогла мне. Следующим значительным событием стала моя женитьба и развод. Наши семейные вза­имоотношения длились недолго, жена ушла от меня. Это было страшным ударом по моему мужскому самолюбию. Она была очень сильной женщи­ной, доминантный тип. Жена не упускала случая подчеркнуть, что я — “не деловой”, “не мужик”. С тех пор я опасаюсь сближаться с женщинами из-за страха, что они меня станут подавлять.

Мои родители не разводились, но лучше было бы, наверное, чтобы они это сделали. Они часто ссорились. Насколько я понимаю, именно мать была инициатором. Она была доминирующей личностью и часто “катила бочку” на отца, который был слабым, пассивным и робким по сравнению с мате­рью. Он никогда не возражал ей. Кроме того, мои “предки” всегда сравни­вали меня не в мою пользу со старшим братом, который оказался “замеча­тельным” ребенком, удачливым и прилежным учеником. Я сам не знаю, как случилось, что я оказался неудачником.

Я помню, отец кричал: “Ты что, тупой? Соображать надо! Идиот ненормаль­ный! Ты никогда ничего не добьешься!” Моя мать обходилась со мной так же, как она обходилась с отцом. “Ты — тряпка, а не мужчина. Когда ты уже вырастешь и уедешь? Хоть глаза не будешь мозолить, чтоб сердце мое не болело!” Вот что я от нее слышал. Помню, мне было лет 10 или 12, я пы­тался заснуть ночью, чувствуя себя совершенно ненужным. Мне хотелось построить свой домик и в нем жить.

Мы жили в маленьком городке. В отцовской семье не было разговоров ни о религии, ни о чем таком… По правде говоря, я часто ловил себя на мысли, что я сын не своих родителей.

У меня, по-моему, классический комплекс неполноценности. Мне бы хоте­лось уважать себя больше. Надеюсь, что я смогу научиться любить. Мне хо­чется также избавиться от чувства вины и тревожности и относиться к себе, как нормальные люди. Я действительно хочу стать хорошим детским консультантом, а для этого мне надо глубоко понять себя. Правда, я не со­всем определился, что это означает. Но знаю твердо, что мне нужно осво­бодиться от саморазрушительных склонностей и научиться больше дове­рять людям. Может быть, вы сможете мне помочь”.

1. Психоаналитический подход

Психоаналитический подход предполагает прежде всего исследование неосознаваемой психодинамики поведения Сергея.

Основные моменты психотерапевтической работы суть следующие.

1) Углубленная работа с тревогой, связанной с подавленными сексуальны­ми и агрессивными импульсами. В прошлом Сергей вынужден был подав­лять эти импульсы, контролировать их, в противном случае он попадал в трудное положение.

2) Принятие к сведению сильного Супер-Эго, сформировавшегося у Сергея под влиянием интернализации родительских норм и ценностей. Перфекци- онистские цели и нормы диктуют Сергею основное правило, согласно кото­рому он может быть любим только при условии, что будет совершенным. Естественно, что нереалистичность подобных установок привела лишь к интернализации агрессии и вины. Вместо того чтобы направить эти чув­ства на родителей и брата, он обратил их на себя.

3) Приверженность к курению может трактоваться как “оральная фикса­ция”. В связи с тем, что в раннем детстве Сергей не дополучил любви и принятия, он до сих пор страдает от депривации, в поисках одобрения и принятия со стороны других.

4) Половая идентификация Сергея прошла неблагополучно. Являясь сви­детелем постоянной борьбы родителей друг с другом, он идентифициро­вался со слабым отцом и перенес боязнь матери, сильной и доминирующей, на всех женщин. Возможно, он даже женился на женщине, похожей на его мать и вызывавшей у него те же чувства неполноценности.

5) Сердцевина психоаналитической терапии — установление отношений трансфера и их проработка.

Вполне логично допустить, что к психотерапевту Сергей станет относиться как к матери (тем более, если это будет женщина) или — как к отцу, и ана­лиз этих отношений даст ему возможность осознать неосознаваемые де­терминанты собственного поведения.

6) Значительное внимание следует уделить анализу прошлого: отношений с родителями, братом, испытанным в детстве чувствам. Типичные вопросы к Сергею могут быть следующими: “Что ты делал, когда чувствовал себя нелюбимым? Когда ты был ребенком, то мог ли ты выражать свои негатив­ные чувства? Что ты делал с ними? Какое влияние на тебя оказали твои от­ношения с матерью?”

7)     Особо следует выделить момент повторения в текущем поведении опы­та детских переживаний, в частности, воспроизведение его неопределен­ной зависимости от матери. Застревание на симбиотической зависимости и неспособности по-настоящему отделиться от родителей свидетельствует о незавершенности процессов индивидуации и интеграции, о незавершенно­сти конфликта, борьбы, связанной с независимостью, что ведет к формиро­ванию чувства собственной малоценности.

2. Адлерианский подход

Базисные цели адлерианского психотерапевта соответствуют четырем эта­пам консультирования: 1) установлению и поддержанию хороших рабочих отношений с Сергеем; 2) исследование его динамики; 3) поощрение его к развитию инсайта и понимания; 4) помощь ему в поиске новых альтерна­тив и выборов.

Первая стадия — развитие взаимного доверия и уважения. Терапевт дол­жен внимательно отнестись к субъективным переживаниям Сергея и попы­таться уяснить, как тот реагировал на поворотные моменты в жизни. По­скольку консультирование предполагает отношения равенства, терапевт должен исследовать с Сергеем его чувство неравенства c большинством других людей. Цели консультирования устанавливаются совместно.

Вторая стадия предполагает анализ и оценку стиля жизни Сергея (напри­мер, с помощью специализированного опросника). При этом (в течение не­скольких сеансов) анализировались бы: социальные связи Сергея, его про­фессиональная ответственность, его мужская роль и чувства, связанные с самим собой. Значительное внимание было бы уделено жизненным целям и приоритетам. Обобщив прошлый опыт Сергея, терапевт особенно бы вы­делил то, что называется у адлерианцев “базисными ошибками”, т.е. оши­бочные умозаключения о жизни и деструктивные — о самом себе.

В случае с Сергеем такими ошибочными умозаключениями, образующими сердцевину жизненного стиля, являются:

В ходе третьего этапа терапевт интерпретирует жизненный стиль, цели, задачи и субъективную логику Сергея. От последнего ожидается выполне­ние домашних заданий, связанных с переводом его инсайтов в новое по­ведение.

На последнем этапе, в фазе переориентации, ожидается, что Сергей вместе с психотерапевтом станет работать над рассмотрением альтернативных установок, верований и действий. К этому времени Сергей увидит, что он вовсе не должен замыкать себя в паттернах прошлого. Он также откроет, что у него достаточно сил для изменения жизни и что для этого недоста­точно одних инсайтов, а требуется план, ориентированный на действие. Сергей почувствует и поймет, что способен создать новую жизнь для себя, а не оставаться жертвой обстоятельств.

3. Экзистенциальный подход

Консультант исходит из того, что Сергей располагает способностями рас­ширить свое сознание и определить для себя будущее направление своей жизни. Прежде всего терапевт обращается к Сергею, побуждая его осоз­нать, что он не должен быть жертвой прошлого, а наоборот, способен быть архитектором в реконструкции будущего. Сергей может освободить себя от детерминистских шор и принять ответственность, которая приходит вместе со свободой направления собственной жизни. Данный подход дела­ет упор не на психотехнику, а на постижение мира Сергея терапевтом в процессе подлинных взаимоотношений как средства самопонимания.

Сергею можно также противостоять в его попытках избежать свободы по­средством алкогольно-никотиновой зависимости. Беспокойство Сергея (тревога) — это не то, что требует “лечения”. Скорее, он нуждается в обу­чении тому, что реалистическое беспокойство — витальная составляющая жизни в свободе и неопределенности. В связи с тем, что гарантий не суще­ствует и человек одинок, вина и даже отчаяние являются нормальными со­путствующими переживаниями.

Экзистенциальный терапевт склонен рассматривать воображаемое само­убийство Сергея как символ умирания его личности. Использует ли Сер­гей свой человеческий потенциал? Избирает ли он, так сказать, путь утверждения жизни или путь смерти? Можно было бы занять позицию конфронтации по отношению к смыслу и цели его жизни. Есть ли причи­на (резон) для него продолжать хотеть жить? Каковы проекты обогащения его жизни? Что он может сделать, чтобы обрести смысл, значимый и жи­вительный для него?

В жизни Сергея доминирует вина. Однако в основном это вина невротичес­кая, основанная на том, что он думает, будто подводит других людей и не оправдывает их ожидания. Сергей должен обучиться тому, что вина может выполнять ценную функцию, если она основана на осознании недостаточ­ного использования собственных потенций. Сергею необходимо также принять ту реальность, в которой временами он может чувствовать себя одиноко, так как самостоятельный выбор и жизнь со своего собственного центра сопряжены с чувством одиночества.

Экзистенциальный психотера­певт рассмотрел бы также надежду Сергея в процессе учебы открыть свой собственный личностный центр и жить собственными ценностными смыс­лами. Формируя собственный психологический центр своей жизни, Сергей смог бы стать более основательной личностью и научился бы ценить себя выше. По мере становления такой центрации (я — центр собственного мира) он бы меньше искал одобрения других, в частности, родителей или их заместителей. Вместо установления зависимых отношений он смог бы относиться к другим с позиций своей силы (достоинства). Только тогда возникла бы возможность преодоления чувства изолированности и отделенности от других.

4. Роджерианский подход

Психологическая автобиография Сергея четко показывает, чего он хочет для своей жизни. Он ставит цели, он мотивирован к изменению, и у него достаточно беспокойства, чтобы работать над собой. Поэтому роджерианский психотерапевт прежде всего начал бы с веры в способность Сергея найти свой собственный путь и в его собственные силы. Иначе говоря, эта парадигма акцентирует не диагноз и не информацию о прошлом, а прежде всего предполагает свободное высказывание чувств — неадекватности, фрустрации, безнадежности и т.п.

Терапевт предоставляет свободу и без­опасность для исследования угрожающих аспектов личностного бытия, воздерживаясь от суждений и критики чувств. Здесь мало простого отра­жения чувств путем вербализации. Терапевт стремится полностью пере­жить в текущий момент, что это значит — жить в мире Сергея. Подлинные отношения с Сергеем включали бы в себя доброту, глубокое понимание, безусловное принятие и теплоту, а также желание позволить клиенту про­явления любых его чувств в ходе терапевтического времени. Терапевт должен был бы передать Сергею основные установки понимания и приня­тия, и через это положительное отношение Сергей получил бы шанс от­бросить свои опасения и более полно и свободно исследовать свои личные заботы. В сущности, Сергей рос бы личностно во взаимоотношениях с те­рапевтом, который должен был бы оставаться искренним. Сергей использо­вал бы эти отношения, чтобы научиться больше принимать себя со своими достоинствами и ограничениями. Сергею была бы предоставлена возмож­ность открытого выражения чувства страха по отношению к женщинам, ощущения себя неудачником и “слабаком” и, главное, — возможность исследовать свои ощущения, когда его оценивают другие — родители, на­чальство. Он получил бы возможность выразить чувство вины (он живет не так, как ожидали от него родители); что он никогда никого не любил, что он одинок и т.п.

Делясь своими чувствами, Сергей перестал бы ощущать свое одиночество, ибо он рискнул бы впустить в свой частный мир другого — психолога. По­средством таких личностных отношений с терапевтом Сергей постепенно смог бы сосредоточиться на своих переживаниях и прояснить свои чувства и установки. А терапевт увидел бы его как человека, способного развить свои собственные силы и принимать самостоятельные решения. Словом, терапевтические отношения освободили бы его от саморазрушительных тенденций. Вера и забота психолога увеличили бы его собственную веру и уверенность в своих способностях разрешать трудности и открывать новые пути бытия.

5. Подход гештальт-терапии

Гештальт-терапевт прежде всего сосредоточился бы на незавершенном действии Сергея по отношению к родителям и бывшей жене. Скорее всего, это чувство негодования, но Сергей направил его в свою сторону. Помес­тив в центр работы нынешнюю ситуацию клиента, психотерапевт учел бы также и то обстоятельство, что Сергей нуждается в повторном пережива­нии прошлых чувств, которые иначе вмешиваются в нынешнюю жизнь. Од­нако в гештальт-терапии проработка прошлых чувств осуществляется не в реминисценциях, а в ситуации “здесь и теперь”, в воображаемых сценках из жизни с бывшей женой. Сергей как бы анимировал ситуацию, обращаясь “непосредственно” к жене. Он мог бы прямо сказать ей о своих отрица­тельных чувствах и тем самым завершить незавершенное. Ему нужен так­же символический разговор с матерью и отцом. Здесь важно именно содер­жание его речей, обращенных к родителям, содержание, которое не прояв­лялось в реальной жизни. При этом психотерапевт может побуждать вы­сказываться следующими вопросами: “Что вызывает у тебя самое большое возмущение в отношении этих людей? Что ты желал получить от них и не получил? Как бы ты хотел, чтобы они к тебе относились? Что тебе надо сказать им сейчас, чтобы высказать все свое негодование и обиду?”

Через осознание того, что он сейчас делает и как удерживает себя в замк­нутом пространстве прошлого, Сергей может принять ответственность за свою жизнь. Вовлекая его в диалог между разными “частями” его лично­сти, психотерапевт предоставляет Сергею возможность сыграть разные “Я” и установить между ними более сбалансированные отношения. Можно использовать технику пустого стула. Благодаря этому Сергей придет к осо­знанию тех мазохистских игр, которые он ведет с собой. Учитывая, что Сергей теряется при женщинах, можно предложить ему сыграть роль ма­ленького мальчика и с этой утрированной позиции поговорить с могуще­ственной женщиной (на пустом стуле), а затем он мог бы сам стать этой сильной женщиной и с данной позиции ответить “маленькому мальчику”. Основной момент — его конфронтация с собственными страхами и диалог тех полюсов, которые существуют в нем. Цель — не извлечь наружу чув­ства, а научиться жить с ними: почему, собственно, он должен быть либо “маленьким мальчиком”, либо “суперменом”? Почему бы ему не научиться быть человеком, которому временами свойственны слабость и опасения?

Большинство техник гештальт-терапии служат одной, но главной цели: они помогают Сергею получить более полное чувство того, что он делает в настоящем, чтобы продолжать удерживать внутри себя значимые фигуры. По мере осознания того, насколько зависимым от них он позволяет себе быть, у него появится возможность обрести центр внутри себя и жить ради своих собственных целей, а не оставаться под контролем значимых для него фигур.

6. Трансактный анализ

В связи с тем, что трансактный анализ — контрактная форма терапии, сле­дует начать с оговаривания желаемых, согласно контракту, изменений и тех областей, в которых они должны произойти. Общая область, которую хотел бы изменить Сергей, судя по всему, — как научиться чувствовать себя хорошо. Для трансактного анализа существенен анализ нынешнего поведения, взаимодействия с другими и отношений к себе, хотя анализ прошлого также важен, ибо в нем содержатся важные ранние решения, влияющие на теперешнее поведение. Их надо раскрыть. Так, для Сергея та­ким ранним решением было следующее: “Я — глуп, и лучше, чтобы меня здесь не было. Я неудачник”. В дополнение к этому раннему решению Сер­гей принял такие формулы, как: “лучше бы тебя не было”; “будь совер­шенным”; “не верь женщинам”; “быть мужчиной — значит всегда быть сильным”; “у тебя ничего не получится”.

Возможно, главная формула его жизни — “Лучше бы тебя не было”. Раз­ными путями Сергей программировался посланиями типа: “Хоть бы тебя не видеть, чтобы сердце не болело” и т.п. Сергей получал много отрицатель­ных подкреплений (ударов), и его личностная ценность девальвировалась. Теперь ему трудно вступить в близкие отношения и принимать поглажи­вания. Он вложил значительную энергию в накопление отрицательных от­ношений и эмоций (тревоги, вины, самоуничижения, даже суицидальных мыслей), которые необходимо прорабатывать в психотерапевтическом процессе.

Скорее всего психотерапевт данного направления займет по отношению к Сергею позицию конфронтации, указав те игры, в которые он играет: “Бед­ный я бедный”; “Жертва”; “Беспомощный”; “Страдалец”. Его “рэкет” — это собрание чувств, которые он использует для оправдания своего жизненно­го сценария и, в частности, ранних решений, зафиксированных в “рэкете вины” и “депрессии”. По всей вероятности, Сергей склонен накапливать чувства вины и депрессии, а игры, в которые он играет, в качестве приза содержат именно эти чувства. В данном случае он как бы оправдывает в своих глазах свою собственную жизнь, ибо таков сценарий. Формула “не будь” заслуживает особого исследования.

В ходе психотерапии Сергея следует обучить анализу жизненного сцена­рия. Следует показать, что он основывает свой жизненный план на серии решений и приспособлений. С помощью такого анализа он научится опре­делять жизненные стереотипы, которым следует, и, таким образом, изме­нять свою запрограммированность. С помощью расширения сознания он сможет освободиться от раннего сценария.

Автобиография Сергея показывает, что он интроецировал критического Ро­дителя, наказывающего его и понуждающего всегда чувствовать свою не­адекватность. Таким образом, Сергею необходимо научиться быть добрее и снисходительнее к себе, тогда он сможет любить и других. Он должен при­обрести способность питать себя, принимать свои успехи и открывать себя другим.

7. Поведенческий подход

Первоначальная задача психотерапевта поведенческой ориентации заклю­чалась бы в том, чтобы помочь Сергею перевести некоторые из его общих целей в конкретные и измеряемые. Так, если Сергей говорит: “Я хотел бы лучше относиться к себе”, терапевт может спросить: “Что ты имеешь в виду? Когда ты чувствуешь себя хорошо? Что ты можешь сделать, чтобы сузить свою цель?” Когда Сергей говорит: “Я хочу избавиться от своего комплекса неполноценности”, терапевт может задать встречный вопрос: “Какое твое поведение ведет к чувству неполноценности?” В случае с Сер­геем некоторые конкретные цели могут быть связаны с его никотинозави- симостью. Его можно попросить вести запись событий, ведущих к курению или выпивке. Что касается неуверенности Сергея в общении с людьми, ему следует предложить моделирование, ролевую игру, тренировку поведения, когда терапевт, играя роль партнера, предоставит обратную связь о том впечатлении, которое производит Сергей в общении, и они закрепили бы эффективное поведение.

Тревожность Сергея, связанную с женщинами, также можно было бы про­работать методами функциональной тренировки поведения. При этом те­рапевту рекомендуется, к примеру, сыграть роль женщины, которой Сер­гей назначает свидание, а Сергей бы практиковал желаемое поведение с проговариванием всех опасений и соответствующим анализом обрат­ной связи.

Страх неудачи можно было бы прорабатывать с помощью систематической десенсибилизации. Начав с обучения релаксации, можно затем составить перечень конкретных страхов, связанных с несостоятельностью. Возглав­лял бы этот список, скорее всего, страх импотенции, а в конце его значил­ся бы просто разговор со студенткой-коллегой. Затем можно предоставить клиенту возможность вообразить приятную сценку и начать процесс де­сенсибилизации с меньшего страха, прорабатывая его до ситуаций, вызы­вающих наибольший страх.

Далее терапия может сфокусироваться на модификации поведения, приво­дящего к чувствам вины и тревоги. Скорее всего, анализировалось бы не столько прошлое, сколько нынешнее неверное поведение. Значимость при­давалась бы не столько инсайту или переживаниям, сколько обучению со- владающему поведению, устранению нереалистичных чувств вины и стра­ха и выработке более адаптивных реакций, чем существующие, что приве­дет к большей степени удовлетворенности.

8. Рационально-эмотивный подход

Очень важно минимизировать пораженческие и разрушительные установ­ки Сергея, чтобы выработать более реалистичный взгляд на жизнь. Начать можно с раскрытия Сергею того факта, что он постоянно необдуманно ин- доктринирует себя иррациональными идеями и что он сумеет научиться бросать вызов источнику этих затруднений. Он должен мыслить более ра­ционально и станет чувствовать себя лучше. Каковы основные шаги?

Первый. Следует предложить Сергею рассмотреть многие “должен”, “обя­зан”, “надо”, которые он смело принимает. Психотерапевт занимает пози­цию конфронтации по отношению к Сергею, когда тот строит иррациональ­ные верования типа: “Я всегда должен быть сильным и совершенным. Я не мужчина, если показываю слабость”, или: “Если меня никто не любит, это катастрофа”, или: “Если женщина отвергает меня, значит, я действительно ничто” и т.д.

Второй. Можно попросить Сергея оценить способы, которыми он индоктринирует себя с помощью подобных саморазрушительных сентенций. При этом терапевт не только подвергает критике конкретные проблемы, но и саму сердцевину иррационального мышления Сергея, атакуя его, например, такой идеей: “Ты — не твой отец, и ты вовсе не должен продолжать гово­рить себе, что ты тоже такой же. Сколько можно продолжать некритично переносить на себя все оценки своих родителей? Ты говоришь, что чув­ствуешь себя неполноценным. Разве твоя нынешняя деятельность подтвер­ждает это? Для чего ты так жесток с собой? Означает ли это, что ты был в своей семье козлом отпущения и обязан оставаться им по своей воле?

Третий. Как только Сергей понял природу своих иррациональных верова­ний и осознал то, как он их поддерживает, терапевт подбадривает его и приучает к своеобразной контрпропаганде. Терапевт может давать Сергею специальные домашние задания, чтобы помочь избавиться от страхов. К примеру, он предлагает Сергею исследовать страх перед женщинами путем осознания того, что заставляет его руководствоваться формулой: “Они мо­гут кастрировать меня. Они ожидают, чтобы я был сильным и совершен­ным. Иначе они будут властвовать надо мной”. Домашнее задание может включать назначение свидания с женщиной. Если ему это удастся, он бро­сит вызов своим катастрофическим ожиданиям. А что ужасного произой­дет, даже если ему откажут? Почему он должен получать подтверждение только от одной женщины?

Можно также использовать и поведенческие техники типа ролевой игры, моделирования, десенсибилизации, функционального тренинга поведения плюс юмор. Иначе говоря, от психотерапевта ожидается активная дирек­тивная позиция и фокусировка на когнитивных и поведенческих аспектах. Сергея обучают иным установочным формулам: “Меня можно любить”, “Я могу добиваться успехов или временами терпеть неудачу”, “Я не должен превращать всех женщин в свою мать”, “Я не должен себя наказывать за то, что не всегда совершенен”.

Кроме того, Сергей получил бы пользу от когнитивно-поведенческих про­цедур, переструктурирующих его “Я-утверждения” в конструктивные и по­зитивные. При этом полезны: 1) самоанализ поведения в разных ситуациях (в письменной форме); анализ внутреннего диалога (что он себе говорит в определенной ситуации, как он себя настраивает); 2) обучение новому внутреннему диалогу, поскольку мысленные установки влияют на поведе­ние; 3) обучение совпадающему поведению на когнитивном и поведенчес­ком уровнях вначале в процессе учебных, а затем — реальных ситуаций.

9. Реальностная терапия

Здесь прежде всего необходимо внимание к настоящему ради достижения “успешной идентичности”. Клиент сам указал, что для него желательно и что он расценивает как достижение. Реальностная терапия акцентирует

внимание на желательных поведенческих изменениях, а не на чувствах и отношениях к себе. Данный метод исходит из следующего: если Сергей сможет повысить самоуважение и признать собственные силы, его нега­тивные чувства к себе изменятся.

Каковы основные стратегии? Прежде всего — контракт с указанием време­ни и целей психотерапии. Цели должны быть конкретными и реалистичны­ми. Причем терапевт должен помочь определить степень реалистичности целей, задавая, например, вопросы: “Удовлетворены ли сейчас твои потреб­ности? Ты доволен своим теперешним поведением?” Поскольку ответы бу­дут отрицательными, терапевт станет побуждать Сергея к оценочным суж­дениям о текущей жизни, спрашивая: “Как бы ты хотел измениться? Что ты сейчас можешь сделать, чтобы измениться? Готов ли ты изменить самораз­рушительное поведение? Например, привычку много курить?”. Терапевт по­буждает Сергея к оценке того, стоят ли его образцы поведения (стереоти­пы) той цены, которую он за них платит. Извинения и обвинения других не принимаются. Главное — не анализ того, почему так произошло, а позиция, что Сергей может сделать что-либо, чтобы изменить свое поведение на ус­пешное. Терапевт может, например, предложить следующее: “В следующий раз, когда ты почувствуешь себя одиноким и захочешь выпить, позвони при­ятелю и поговори с ним о твоем одиночестве. Сделай со своими чувствами что-нибудь другое, чем обычное курение или выпивка. Ты говорил, что стесняешься людей. Что ж, помести себя в ситуацию, где ты вынужден бу­дешь знакомиться. Запиши свои чувства, понаблюдай за собой в этих ситуа­циях, за тем, что ты делаешь, и принеси свой отчет на следующее наше за­нятие. Вместо изучения того, почему ты чувствуешь себя неполноценным, сосредоточься на том, что ты делаешь, когда ты чувствуешь себя именно таким образом, и на ситуациях, которые увеличивают это чувство”.

Реальностная терапия должна делать значительный упор на сильных сто­ронах Сергея. Он решил про себя когда-то, что родился неудачником. Но сегодня он сделал большие шаги в направлении развития своих способно­стей. Он поступил в университет, интересуется практической работой, стремится помогать детям. Терапия могла бы помочь ему в формулировке планов развития в этом направлении. Короче говоря, Сергей должен полу­чить одобрение за все, чего он достиг, и подбадривание в том, что он сам ответственен за ту жизнь, которую теперь ведет. Он должен увидеть, что может добиться большего, чем сам когда-то решил.

10. Парадигма персонализма отечественных философских традиций

Богатство и разнообразие психологических прозрений и подходов к про­блематике личности в классической русской философии весьма неотвле­ченным образом соотносимыо с конкретной практикой психологической

помощи, которая может трактоваться как “духовная ортопедия” (П. А. Фло­ренский), как “поддержание духа”, восстановление способности любви и веры, личностного “Я”, соотносимого с вечными и нетленными ценностя­ми, бытия в качестве ответственного и причастного к смыслу своей жизни, имеющего свое достояние и достоинство не только в самом себе, но и в бы­тии другого и для другого и осознающего, означивающего себя в этом сво­ем авторском, ответственном бытии как развертывающееся, развивающееся во времени-пространстве культурное тело, мир и одновременно символ, отражающий неведомые глубины инобытийного, не явленного вовне бы­тия, составляющего тайну самого человека (Ф. М. Достоевский, Н. А. Бер­дяев, А. Белый, Б. П. Вышеславцев, Лев Шестов, С. Л. Франк, М. М. Бахтин).

Узловыми моментами возможной личностной работы с Сергеем могут стать следующие:

1. Возвращение прожитой жизни Сергея достоинства, ценности опыта, лич­ного, не заемного, не книжного, работа на “возвышение”, на возмещение в душе, потерявшей опору и ищущей эту опору вне себя, в других (точно так же, потеряв равновесие, мы инстинктивно хватаемся за ближнего, за нечто устойчивое), высоких смыслов трагедии личностного бытия человека — незащищенного, одинокого, обреченного на страдания и гибель и вместе с тем способного искать любви и поддержки, способного бороться и отстаи­вать себя, преодолевать страх, обретать мужество прямого взгляда на опас­ности мира и на свои слабости, способность верить в других и в себя, ис­пытывая благодарность, желание помочь другим, т.е. способного выходить за пределы своего “Я”, осуществляясь в мире как “Я” — для других”.
2. Особое внимание следовало бы уделить созданию условий для проявле­ния личностного “Я” Сергея, какое оно есть само для себя, независимо от соответствия или несоответствия внешним или налагаемым внешними ранними и поздними обстоятельствами идеалов и представлений. Следова­ло бы побудить Сергея погрузиться в неструктурированные глубины его “самости” посредством различения внешнего и внутреннего, поверхност­ного и сущностного, ложного и истинного. Его отношения с бывшей же­ной — подходящее пространство для проработки проблематики любви как понятия и бытия, как безусловного или обусловленного чистосердечного желания добра и — манипуляции, как веры и безверия.
3. Тревога и связанные с ней способы ее компенсации, равно как и прояв­ляющееся самоотношение — важный момент для построения полноценно­го диалога. В нем сопереживание, глубинное, непредзаданное, живое, не­объектное общение, восстановление способностей Сергея к формированию подлинных отношений “Я—Ты” с другим, с миром, с самим собой создало бы основу для такого важного события личного опыта душевной и духов­ной жизни, как встреча, то есть для непосредственного переживания тра­гизма, неразрешимых противоречий бытия не в их изолированной друг от друга и непреодолимой невозможности, а как момента инициации, пости­жения (чувственного, аффективного и вместе с тем глубоко интеллекту­ального и духовного) сложности и глубины жизни, прикосновения к ее со­кровенным тайнам. Это само по себе и есть высшее благо человека как са­мосознающего и самосозидающего бытия в мире.

4. Еще один важный аспект работы с Сергеем — разделение его личностно­го бытия и личностного бытия тех людей, которые в свое время его травми­ровали (родители, бывшая супруга). Его способность к самопониманию мо­жет развиться через понимание других, в частности, самых близких по кро­ви людей — отца и матери. Понять их личностное бытие в отделенности от своего (как иное личностное бытие, как жизнь другого) невозможно без любви и постижения того обстоятельства, что их жизненный мир, который они создавали и строили определенным образом, являлся таким, каким он был не потому, что специально построен для Сергея, а потому, что он не мог быть иным. И что ценность этого мира, через который явлена Сергею жизнь, заключается в том опыте, в том переживании жизни, которые позволяют те­перь Сергею создавать свой, иной мир, где будут не только жалобы и обиды, оскорбления и обвинения, но вера, надежда, любовь, благодарность, муже­ство и, быть может, Бог как высшая ценность, без которой человеку не дает­ся осознание меры всех вещей — другого человека.

Таким образом, богатейшие отечественные традиции персонализма дают психологу и клиенту возможность не только восстановить свое “Я”, но и выйти за пределы “Я” в области духовного и вневременного бытия, к прояв­лению самости и осознанию собственной жизни и ее ценности как одного из бесконечных проявлений жизни людей и человечества, как вечно повто­ряющейся и неповторимой, разгадываемой и неразгаданной, попираемой и неуничтожимой, наполненной болью и радостью, отчаянием и надеждой, безверием и верой, равнодушием и любовью тайны человеческого бытия.

Бондаренко А.Ф. “Психологическая помощь: теория и практика”. — Изд. 3-е, испр. и доп.    М.: Независимая фирма “Класс”, 2001. — 336 с. — (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 94).