Помню себя в 9 лет, стоящую вечером посреди своего огорода, и смотрящую в небо, на звёзды. Меня тогда очень взволновала такая тема: я умру, и вот как это – меня совсем не будет. Как это, я не буду ничего чувствовать, не буду дышать, думать тоже не буду. Как-то не укладывалась у меня эта мысль, уход в бесконечность, растворение в этом мире, отсутствие меня.
Наверное, каждый человек задаёт себе такие вопросы. Вопросы, связанные с темами жизни и смерти, смысла и бессмысленности, одиночества, силы и власти, воли, любви и дружбы, уникальности, времени и пространства и т.д.
В экзистенциальной психотерапии эти категории называются экзистенциалами” (этот термин введен М. Хайдеггером в работе «Бытие и время»).
Некоторые люди особенно чувствительны к определённым экзистенциалам.
Например, одни мучаются с отсутствием смыла жизни, не могут выбрать его для себя, не могут понять его, заблудились, потерялись, всё им кажется бессмысленным. Других мучают страхи, связанные с одиночеством. Третьи боятся смерти и этот страх может приобретать достаточно замысловатые формы, по которым порой сразу не понять, что именно за ними стоит. Четвертые не могут всё никак договориться со временем, все не успевают, да опаздывают, не берут его в расчет.
Людей, которых тревожат и даже мучают эти темы, эти вопросы, Ирина Глухова, уважаемый мною ученый называет “философами поневоле”.
Так мы вынуждены всю жизнь искать ответы на вопросы, которые перед нами ставит жизнь (это я почти что процитировала другого уважаемого мной человека Альфреда Лэнгле).
_______________________________________________
В книге “Введение в философию; Новые паралипомены; Об интересном” собраны статьи Артура Шопенгауэра, в одной из которой он рассуждает о людях, философски настроенных и о феномене времени, о своём понимании времени, и этим фрагментом я хочу закончить свою заметку:
“Чтобы решить, насколько одарен философски тот или другой человек, я должен был бы знать, как представляет он себе прошлое, настоящее и будущее – как совершенно различные вещи или же одно почти как другое;
погружается ли его сознание настолько глубоко в этот поток времени, что само движется вместе с ним, или же он видит поток времени бегущим мимо себя и с изумлением наблюдает его, как нечто чуждое.
Для того чтобы уловить эту загадочность и непостижимость времени – что особенно побуждает к философии, – необходима живая фантазия, по особой причине: именно лишь одаренный ею человек может воспроизвести сцену из своей жизни, бывшую 10 лет назад, с такой живостью, как будто она происходит действительно в настоящий момент; это и возбуждает изумление перед формой нашего существования, временем, благодаря которому отдаленное прошлое, некогда столь реальное, стало ничем, как все прошлое, – и эта участь постигнет неизбежно и каждый данный момент, в котором мы сейчас находимся.
Если же эта ясность сознания и вытекающее отсюда изумление отсутствуют, то нет и философского дарования; излагать философию такому человеку – все равно что предлагать кушанья сытому. Тот, кому предлагают решение загадки, должен прежде всего иметь саму загадку: иначе решение будет для него пустым словом. Загадку же эту создает впечатление, производимое созерцаемым миром, благодаря той ясности, с которою он отражается в сознании. Все абстрактное, выражаемое словами, получает свое значение лишь в силу своего отношения к созерцаемому. Поэтому, если нет этой ясности сознания, всякое философствование будет совершенно тщетным и породит разве лишь болтуна, а не философа…”
От себя здесь добавлю, что психотерапия помогает не просто осознавать свои чувства, своё отношение к происходящему, к созерцаемому, но также наводит ясность в сознании. И, конечно, помогает притронуться к “вечным” темам, к экзистенциалам, и работать с ними, повышая качество проживаемой жизни.
